(поэма с продолжением)

6.

Мой собеседник дед Терентий,
не глядя на меня,
неспешным ходом зачинает разговор:
— Я ж прарастал сряди дядóв-билагвардейцив.
Как сядуть вмести в круг дяды, бяседы завядуть...
Ты слухаишь мине?
А них сищас я рещь вяду! -
А старых казаках, ани мине щистенькя сняца, -
наверна, хощуть мине сказать:
«Щё услыхал от нас, дядóв,
ты ни дяржи в сибе, пиридавай другим...»
Ты слухаишь мине?
Так вот, када ани вяли бяседу,
абыщна повад был такой:
дяды сбирались вмести в кущу
и играли в лёпку -
ета старинныя казащия игра.
Между сабой раздали карты,
на кон кидали деньги...
Карты — затёртыя, патрёпанныя...
Их приносил с сабой адин и тот-жа дед...
Я ж в стóрану мастюсь, малщу!
Ка будты бы мине тут нету,
а то ж прагонють...
Нижа травы, тиша зямли сибе вяду,
а ýхи навастрю: запомнить всё хащу...
Я знал: о щём ани бяседу павядуть, -
я ета тощна в книжках ни найду
и етава нигде ни пращитаю!..
Вядуть игру, между сабой гутáрють -
ну, вроди, ни а щём, -
патом нальють, зальють, да грóмка охнуть,
а загрызуть — щють-щють, для виду...
Магу тибе аткрыть сякрет:
«Душа у казака играить и паёть
где-та с дисятава стакáну!
А меру зная -
меж тринацатай-щатырнацатай щáркай!»
Так вóт, заводють рещь... -
Заводя, хто пастарша:
Славещку молвить дед, -
ну, как бы между прощим, — гаварить,
а сам глядить навродя в зáймишу*:
«А помнишь, кумашок,
как вы бижали, абганяя зайцив,
па тонкаму лядку?
А мы на кóнях даганяим вас -
да шашищкай, да шашищкай! -
сикём вас, галапузых, краснаштаннах...»
Иво атветщик пакраснеить,
яму видёть атвет с аткрытай гордастю:
«Да как ни помню! Как ущёра была!
Зáзимка первая пакрыла тонкий лёд,
вот, хто худей па весу да дюжа пашустрея,
па льду-та ускальзнули!..»
А сам-та пабилеить, заскрипить зубами,
прадолжа разгавор, гутаря вслед:
«Слухай, кунак, щиво ты бурунишь?
Атвещу тибе так...
Щиво жа ты па ерикам сухим
в лугах спасалси бегствам?
Щё, забыл?!
А мы вниманию-та ни придали,
да мима праскакали...
А щуть смякнули бы, ни дали бы тибе утещь,
кубыть славили бы тибе
да луковки распаланил
адним замáхам!..»

Давай-кя, паганяй-ка лашадей,
да па втарой нам, брат, налей!
Ты щё так льёшь? Щиво гутаришь?!
Ты щё, краёв ни видишь?
Налил!? Ай, маладец!
Агурщика парежь памельща, пасали!
Давай абнимимси с табою, хутарец!
Щиво тяперь дялить?
То, чо с табою мы дялили, аднасум, -
о том щас дюжа плáща и гарюя Тихий Дон!..«

А я ж малщу, и, ета, паразвесил ýхи...
Дяды мине заметють
и в маю стóрану такую рещь вядуть:
— Тирентий!
Ты щё там, на пасту, приснул?! Ан, нет!
Глядитя, атаманы-мóлатцы,
матая всё на ус, бяседы наши любя...
Бяги-ка, братиц, за втарой!
Да ни забудь а третий, а, мóжа, и щитвёртай!
А бабкам на славах скажи:
«Дяды сидять пад старай грушаю в тяни,
вядуть бяседу меж сабой — душою атдыхають...»
Да, вот ишо: па умнаму маргни, прагавари
штоб балыщкá в тряпúцу завярнула.
Задáнию панял? Бяги!
Алюрам с месту — марш!!!
Гляди, тибе с етай сякунды ни видали.
Признáим мы тада, када вирнёшьси к нам суды,
даложишь, што вярнулси
и выпалнил пащётную заданью...

А я та щё? Мине та щё? -
Хущь лошадь, хущь кабыла...
Дяды приказ атдáли, -
знащица, каманда была!

Так вот, дяды — к мине же:
«Тярентий, мы всё табе пиридадим,
щё знаим, щё видали...
А щё увидим — то уж дальша паглядим...
Бяри на слух, укладывай в кумыкалку сваю,
щиво гутарим меж сабою!..»

Дяды сидять, былую вспаминають,
тихонька наливають, выпивають...
Вступають в спор — снащала, вроди, ниспиша,
Патом — агонь, вада схлястнулась,
и... буруны пашли!
Вот, думаю, щас схватють за грудкú -
и нет рубахи,
клóщьи да лоскýтьи палитять...
Ну, щúста кóщиты! -
Распустють гребни да граблями машуть,
Глаза искрý митають,
сапáткой дышуть так,
хущь к пещки, к паддувалу паттяни -
раздують жар любой!

«А я там был!» — крищить адин, -
прищём, яму нихто ни вазражая, -
уж так падробна всё, дитальна и правдива гаварить
о том, щё была в прошлам, -
да щё там! — в поза-позапрошлам веки...
И ты паверишь! -
А кто ищо вот так расскажить?..

Другой дишкáнтить падюжéй, чем первай:
«Да я там был!»
Да вскóща с месту, прабягить -
в движении пакáжить, как на кане лятить.
Вот рéзкай взмах — лазá встреваить в землю,
Винтовку лиха пирикиня
и.. и.. палнёть куды-та вдаль, -
па ямý вúдна, щё папáл, а ни прамáзал!..
Паднявшись щють на стриминáх,
с наги кидая пику в цель...
Патóм чуть ойкнить, схватица за спину,
на кóринь сядя и малщить,
глазами изпадлобьи водить,
глядить, щиво другие скажуть...
А вот, как да запретнава дайдуть, -
как па сигналу замалкають.
И тиха всё кругóм, лишь шýмна дышуть,
шивелють жабрами да усами водють -
ну, щúста, как самы пад кáрщаю**!..

Устали казаки... Пара итить па куриням...
Бяседа кóнщина...
Вот ета: бис сигналу замалкать -
у казаков в крави асталась.
Ведь сколькя палигло в тайге!..
Да и ни тольки там, в лисах дрямущих, -
тут, на радной данской зимле,
был пущин мор на казаков.
Вот патаму и притаилси,
в крави прижилси генный страх...
Сиводня ясна нам, но нипанятна им,
за што пришлось дидáм и прáдидам
щижолай крест нясти?!..

* заливной луг
** под корягою