Казачья вольница (ч. II)
(поэма с продолжением)
Часть II
СИДЛАЙТЯ МИНЕ КАНЯ ГНИДОВА!
Гляди! Курганник паказалси!
Давай схаронимси — паближа падлятить,
мы паглядим, щиво он хоща?..
Курганник двинулся на нас.
С Терентием стоим в тени деревьев.
Замедлив дух, любуемся степным орлом -
его полётом важным,
плавным равновесьем...
Красавец! Ничего ни скажешь...
И всё-таки заметил нас!
Вцепившись взором,
зашел неторопливо,
завалившись круто набок,
продемонстрировал размах
и в полукруге, постепенно отдаляясь,
понёс далёко в степь
характер свой и гордость...
В молчанье долго провожали,
пока совсем не скрылся с виду...
Терентий говорит:
— Еду я
Был жирибец такой — Туман!
Лигенда!..
Глижу
(а я ж в то время — маладой ишо):
вдали щирнеюца два пятнышку.
Я гаварю Туману: «Щють впирёд!»
И он пашол...
А он хадил такою рысью -
«кащающийси»,
такая щё ни бьёть,
када сидишь в сидле,
а справава и слевава баков,
па обе стараны,
как бы укащиваить...
Вот конь падымить леваю капыту,
а ты прыпадымись щють-щють,
Штоб с
яму слабинку дать...
Ну, ета нада щуствавать:
славами трудна да тибе дайдёть,
ета пащуствуишь, када сидишь в сидле...
Ты памагаишь атдыхающы к няму,
ты дышышь с ним адним дыханьим.
Щем больша с паниманиим к няму,
тибе же паниманиим атплатить...
Так вот, глижу: два щорных пятнышку.
Я ж на кане спяшу,
инащи ни успею, к щаму ета...
Ани ж щё сделали,
На зайца сверху налители,
и сытюца вдваём дабыщаю!..
Представив эту жуткую картину,
спешу спросить Терентия:
— Курганики способны сговориться?«
Терентий отвечает:
— Да! Толи сгаварица,
или адин напал, другой кружилси рядам...
Луга пакошины...
Он сверху видить лучша щилавека.
Вниз камнем — бац! И там!
И тощна пападая в цель!..
Спешу уйти от этой страшной темы:
—
точнее, от копыта след -
а чьи, не знаю...
Не разберусь, в толк не возьму:
похоже, след коня?
Терентий:
— Гляди жа, угадал,
да ета ж тощна конь!
Яво привяжишь -
за полщиса палметру яму выраить,
а кровь бурлить, как в Терике, -
вот ета конь!
Есля ты сел на настаящыва каня,
ты тощна знаишь,
што ты всех дагонишь, а тибе нихто, -
ну, если вдруг щиво...
Я ж дикарей-каней ущил
и на любова мог садица,
и ни адин мине ни сбил!
На всём скаку, бывала, падал
с абрыву, с крутаяру — в Дон!
С Туманом прядал на хаду...
Заставь щас маладова
на полнам, на хаду
с абрыву в Дон...
Скажи мине, он прыгня в воду?
Щиво затих? Щиво примолк?
Я отвечаю: «Скорей всего, не прыгнет, -
вначале надо сесть вот в это самое седло...»
Терентий быстро подмечает:
—
Да он жа задам напирёд паедя!
С канём с абрыву он ни прыгня -
тибе я тощна гаварю! Вот так!..
Мине билагвардейцы абущали,
ани мине всё рассказали...
Но вот, ты панимаишь,
недасказáннасть сряди них была...
Пра золату дваяка
не дагаваривали
Я деду говорю:
«Послушай дед Терентий,
давай о золоте потом...
Щас говорят, что золото наверх выходит,
наскучило лежать ему в земле.
Тем более, все Разинские клады,
опутаны поверьем черным:
кто прикоснётся к его тайне,
закончит плохо жизнь...
Вроде, его запасы попадут к тому,
кто даже и не думает об этом...
Дедок наш дорогой!
Ты ж для сторонушки донской
дороже яхонта, дороже бриллианта!..
Терентий глянул на меня,
в глазах мелькнула искорка хитринки:
— Мине приятна, щё вот так гутаришь,
но глянь суды, глянь на мине.
Гляди внимательна,
неужта залатишка памишала б нам с табою?
— Сищас, наскольки панимаю,
а лашадях с табою будим гаварить?
С охотой быстрой отвечаю:
—
Нахохлившись, Терентий отвечает:
— Тады давай
куды пирисялилася Кастырка.
Паближа к рещки, к пустырю, -
там прахадили скащки казаков.
И будить болии панятна
и лéхша мине с табою гаварить,
куга зилёная!
В адну мянутку тут ни памястюсь,
ты, если щё привёс, -
бяри с сабой сваи припасы,
да и
Пайдём павыша в тень,
прадолжу рещь сваю...
Раскидывай на травки пирикуску,
аб етам надыть долга рещь вясти!
Я ат дядов слыхал:
ну «жигануть»,
а дальша
пад маладым винцом сидять
и «Дон» пають:
Дон, мы, бывала, пиравали
в куринях сваих радных!
Дон, наш Дон!
А типеря мы — в туретщине праклятай.
Дон наш, Дон...
Иде пируете типерь вы -
вы, сыны маи радныя?
Иде пируете типерь?
Мы, бывала, пиравали
в куренях сваих радных...
Так вот, дяды пають,
а Кавалёв, Давыд Андреищ,
в васпаминании забылси...
Жил здеся на краю здаровый казащура -
пад два росту...
Так я яво павистваванию запомнил,
он в белай гвардии служил...
Дидам гутаря между прощим:
«В Марозавскай пашол на кузню:
ни дай Бог галалётка -
гнидка
А то уже наябырь, щють паскалзнёци
и сламаить ноги конь...»
Так вот, кузнец исполнил сваю делу,
вяду, он гаварить, каня -
играить весь!..
А утрам голадь — хоп!
А он
цок, цок, цок, цок!
И — в лигиндарную Кастырку.
Яво приметили, канешна, и давай за ним.
А
ани ж ни кованыя, вот в щём суть!
Билагвардейцы так, а красных гаварили,
щють-щють с издёвкай:
«Варонижские Ваньки ни дагонють!»
Пахать ани умели...
А тута встретилися с кем?
Судьба пиривярнулась
и свила их с казаками!..
Налейте мине вина пакрепша!
Уж дюжа многа роз
цвитёть в маём саду...