Казачья вольница (ч. II)
(поэма с продолжением)
Вот так и степь, данская степь:
эмоцию завёть, и вызываить вольницу,
раскрипащаить, разгружаить щилавека дух.
Ета — приказ, напаминание мине,
што я в стяпи — казак и вольный духам!
Вот конь — такой жа щилавек:
к няму дабром, а он к тибе
с панятиим падходить...
Я жа тибе рассказывал,
как абущал яво.
К няму дабром, он вси равно
мине падкараулил и тут жа скинул...
У нас в Кастырки Лёшка Канавалав -
вот ета был кузнец!
Наверна, самый лучший -
всё сделать мог:
и баявую шашку, и выкавать кинжал.
Тот жа тапор он сделаить
Вот если взять сярийный, гасудартсвинай — примой.
У етава у тапара он плещик сделаить
и закалить
Так кузняцу Туман спакойна падкаваца дал.
А я привёл к няму каня с закруткай -
ета кусощик палащки, кругляк.
А в палки — дыращка
пражгоная или свирлёная.
А в дыращку тисёмка вдета вдвоя,
на верхнюю губу каню.
И крутишь ту тисёмку при слущаú,
када конь дюжа прыткай,
валнуица иль бешанай -
вот етай палащкай с тисёмкай
держишь каня, но толькя акуратна:
всяму та нада меру знать,
штоб ни
Кузнец куёть и ни валнуица,
што конь иво брыкнёть...
Так вот, а я к каню —
када ущил яво...
Так вот он далси кузняцу,
наверна, ат влиянья дабраты.
А, можить быть, ат сахару:
он помнить
атнашенью добрую к няму...
Спакойна ногу падаёть,
кузнец на восимь ухналей -
шлёп, шлёп!
Щятыри на адной капыти, щатыри на другой -
шлёп, шлёп!
И вот две стараны падкованныя -
сидлай, скащи!
Ухналь — он плоский и с галовкай,
штоб ни праскакивал щириз падкову,
и мяхкий, штоб яво загнуть,
яму диржаца нада на падкови.
К канцу ухналь идёть на клин -
ну, на конце он дюжа острый...
Каней диржать — тут многа нада знать,
тут целая наука!..
Гляди! Ты прискакал -
сымать сидло щи ни сымать?
Щиво малщишь?
С тибе я требую атвету?
Я отвечаю смело, не раздумывая, влёт:
— Конечно же, снимать!
Наверно, конь устал,
и занемел конячий круп...
Тирентий говорит:
— Куга зилёная!
Внащали нада ту сидёлку шуть аслабанить,
патом кащни туды-суды,
к сибе и ат сибе...
А знаишь, для щиво? -
Штоб воздух свежий пад сидло зашол.
И вот тада ни будя раны у каня,
он пад сидлом, -
ну, как тибе сказать, -
закансирвираванай шол,
а яво шкура тёрлася...
Панял щи ни панял?
Михайлыщ,
мине абщения с табой -
праздник души!
А ему в ответ:
— А где здесь праздник
и какое здесь общение?
Два слова вставлю и молчу весь день,
а говорите только вы!
Терентий мне в ответ:
— Гада маи, гада...
Всё унясу с сабой.
Тада ты тожа ни дяржи в сибе,
пиридавай другим!
Вот польза нашива абщенья!
Тада я жись пражил ни зря...
Сказал Терентий
и глубако задумался.....
— Так вот Илы...
Ты ни захватил Прарань?
Илы — на правом бирягу.
Чириз Илы -
а ета мелкаводнай брод -
с Калмыкии пириганял каней
в войска данскоя Стенькя Разин.
А тут уж ждали их...
Ани жа жили тут и ахраняли,
застава там стаяла...
А рядам с ними — струги.
Каней
ни проста так...
Ани жа знали время,
што чирис двое-трое суток
на левам бирягу заржуть...
И вот варованай табун
глядить на правый бериг.
И
за шею, на налыгащ — к стругам.
И паплыли!
А за ними — астальныя кони.
И пашол первый дисятак,
а за ним втарой...
А первыя, што на
пакáзують другим дарогу...
На Каминскай касе дялили:
тищенья вывадила пряма на кассу,
а здеся рядам — Кагальницкий гарадок.
Тут Старадонья ухадила в сторану -
это вот и есть Прарань.
Вясной ласкирь там билси,
на нерист захадил -
спина к спине!..
Пригнали табунок,
пиривяли на правый бериг,
пад вербу — бощку в три абхвату,
а там — вино гуляить, ждёть...
Бяруть тапор, из бощки пробку — хоп!
И пробка вверх лятить на метра тры,
а с бощки тяница дымок...
Заждалася вино!
Ана жи вольная и ждёть сваво щасу,
када зайдёть и растищёца,
как тихий вольный Дон,
в пирихфирию тела казаков...
А тут тирпенью нет, крищать:
«
Смильщак крищить:
«Вот за такова? Сотню!!!»
А щё такоя сотня в те гада,
када казак на два рубля мог пракармица?
А тута — сто рублей за добрава каня!..
У старых верб встрищалися
и завадили меж сабою торг.
А тут рядам — Широкая,
прасторный луг...
Он выглядить как палумесяц,
и низ яво как бы падкованый:
а ета — скащки, тут жа сразу видна,
щей жирибец дабрей!
Па кругу конь идёть — всё видна...
Конь лятить стрилой -
наезднику крищать:
«Мой конь! Гани яво суды!!!»
А сто рублей в те вримина -
да ета ж — састаяния, багатсва!..
Прищём, сама природа саздала,
как нада на Широкой бой вясти.
Послухай, щё тибе щас расскажу!..
В гражданскую Кандрат с лихими казаками
ряшили калмыщат с сабою затянуть,
ну, замануху сделать:
ета чатыри, пять наездникав на рысаках бягуть,
а сами — вроди бы на мести.
Он имитируить, што скащит медленна,
паводьями каня придерживаить -
ета ани умели делать -
а пыль
У казаков завёца ета «волщья рысь».
Калмыки: «Ха! Дагоним их и парубаим!
А
А казаки к сибе приблизють
и апять прадвинуца впирёд,
и снова пириходють в волщью рысь.
И вот втянули за сабою
весь калмыцкий полк
Калмыки: «
Вот
На самам дели калмыкú папали в «вентирь»*:
две линии стаять, застыли в ажиданьи
на крылáх, на левам и на правам.
Лавушка! Хлоп! И тута их замкнули...
Вот щё такоя «вентирь»,
вот щё такая «волщья рысь»...
Ну, што, вязи мине в курень,
уж солнца дюжя зарю клонить...
С табой прадолжу рещь,
ты время выбирай и прыизжай!
Тибе я привищаю...
Мине нидавна снилси сон,
но сон
Што вродя с космасам я гаварил!
А вот а щём — ни помню...
* в засаду
Конец
(Продолжение следует)