Казачья вольница (ч. II)
(поэма с продолжением)
Мине билагвардейцы абущали.
У них на коннам
был я «конным мальщикам»,
питнацать лет мине былó...
В таком вот возрасти
я к ним работать паступил,
ани мине забрали и ущили...
Внащали, штоб конь ногу дал,
и он давал.
Патом такую слóва — «батаватца», -
можить, слыхал — лажица, знащить.
И я лажил...
Патом я делал «ножницы»,
но тольки адин раз:
ета када конь на хаду,
можна средним галопам, или в карьер -
можа, слыхал такую выраженью?
Да, вижу, ни слыхал,
ты щёта даганяиш долга.
В баю тибе такую ни прастять
такую тугадумству...
Так вот, с сидла выскакиваишь,
руками — цап! — хватаишь за лукý!
ну а нагах, а щилавещиских тибе я гаварю.
Между сабой мы гаварили: ноги — ета гащи.
Вот у каня — капыта,
а у щилавека — ета гащи!..
Так вот! Ты гащи выкинишь,
а конь впирёд лятить.
А ты щё делаишь?
Да ты ж апять в сидло.
И ты на нём! Панял?
Ты — на
Щють-щють апять вярнусь к деду Нихфёду.
Нихфёдав конь нихто ни даганял!
Я сам ума пытал у белай гвардии:
а пащаму вот тáк?
Он щё: загаварёнай был
или щаво?
Дяды билагвардейцы атвищали:
«Щиво ты мелишь щуш!
Какая тут загаварёнась?!..
Ета у Разина
Матрёна Гаваруха -
крёстная яво была -
ана владела говарам валшебным...
А конь — ета явленья в тыщу лет,
но толькя адин раз даёть яму природа...
Так вот, дяды сказали,
што конь нихфёдавский шёл типа рака!
Если па норам в рещки лазил,
наверна, знаишь, щё такая «рак»!
Так вот, придставь сибе...
Быстрей вхади в панятью!
Ну, ета,
если Бог ни дал природу наблюдать,
знащица, долга будишь панимать,
к щаму видёть бяседа...
Гляди! Вот конь пирид табой стаить!
Придставил?
А ты яму как закрящишь: «Пашол впирёд!!!»
И он рванул!
Я гаварил тибе, с условием таким,
што ета настаящый конь,
а ни какая-нибудь кляща!
Типерища, щиво мы впиряди
с табою наблюдаим?
Яво две задния наги
литять быстрея, щем пиреднии!
Яво пиреднии — що палущаица? -
ани милькають сзаду!
Знащица, задними нагами
он загрибаить больша впиряди
щем ета нужна...
А расстаянии тибе я гаварю!
А если ета растаянью щють паменьши,
щей конь быстрей уйдёть?
Канещна же, Нихфёдав конь!..
Другая лошадь — щё жа палущаица?
А палущаица — атстанить ат ниё!
Дяды-билагвардейцы
щё гаварили а Нихфёдавам кане:
«Пака мы на сваих дашлёпаим,
Нихфёдав конь уже авёс паел!..»
Так вот! Сталкнулись с глазу в глаз,
щи лоб ка лбу,
скрястилися с разведкай краснай:
у каждава — бирданка за спиной.
кажный пальнуть гатов,
лишь тольки свисни -
и тут жа пуля приживёца в галаве,
или ишо куды застрянить!..
А дед Нихфёд крищить:
«Паслухай, братцы!..»
А ета жа бывала так,
када схадилися атец на сына,
иль брат на брата...
Так вот Нихфёд крищить:
«Давайтя, братцы, -
или как вас вилищать? -
К щаму друг дружки
в
«Ну, добре!
Ни стрилять, так ни стрилять!» -
крищать атудава.
можа, крищить ета радня!
С адной станицы, можа, с хутарка,
война миняить дюжа голас...
А дед Нихфёд как развирнёть каня
и — гоп! Пригнёца — и пашол!..
К щяму
пака яво каня дагоним, а он уже авёс паел!..
Вот ета конь!
Ета брат Нихфёда, Логвин Кузьмищ,
купил яму, када Нихфёду
пришла пара сбираца на вайну...
Вот он на нём и гарцывал!
Лишь толькя в Польши
Нихфёда ранила, а яво каня убила...
В шистидисятых с Польши приизжал
Нихфёд в Кастырку.
Мы ета сразу разгадали:
приехал он суды прастица с радной зимлёю...
Там, в етай Польши, параднилси дед Нихфёд
с щужой симьёй,
казак смянил хфамилию на «-евищ»...
Типерь не знаю, гуляють толи там,
бедствуить маи браты щи сёстры -
хто их
У мине была пятира братьёв — дядов.
Первый дед Гришка -
в Балгарию на жирибце убёх.
Втарой, Логвин Кузьмищ, Амур «асвоил».
А Канстантине я хател бы сам бы знать,
иде схаранилися яво сляды?
У Авирьяна, гаварять,
был самый лучший сад в Кастырки!
Яво сляды прапали с братам Канстантинам -
их раскулащили:
уж дюжа справная у них была хазяйства...
Наверна, ат таво, шта дюжа справная...
Не нада справным быть -
ана мишаить «справнай» жизни.
Щас, щють пиридахну...
На песню
Раньша та голас был,
а щас — казлинай крик.
Казащья песня ни паёца тиха,
как ета
Ана паёца в полный голас:
За лесам солнца вассияла -
Там щёрный воран пракрищал!
За лесам солнца вассияла,
Там щёрный воран пракрищал...
Прашли щисы маи, мянуты,
Кагда с дивщёнкай я гулял!
Прашли щисы маи, мянуты,
Кагда с дивщёнкай я гулял...
Бывала, выпьишь стакан водки -
Спяшишь на улицу гулять.
Типерь же выпью стакан щаю -
Спяшу я коника сидлать...
Тирентий вдох поймал,
немножечко прервался,
чуть подышал,
загнал в себя степной простор
и говорит:
— Щатыри щилавека играють ету песню,
асобина припев: тут нада вмести петь.
В Кастырки
Иван Власов тольки вытянить иё.
Он, знащица, старши мине
и знаить ету песню.
А астальныя —
Ани жа будуть гавкать
и, ета, паджимать хвасты,
и клюкать будуть,
а песню ни патянуть,
Вот тут стакан бы водки патянул,
и дальша лучша бы пашло!«
Сидлайтя мине каня гнидова
С щиркеским бархатным сидлом.
Сидлайтя мине каня гнидова
С щиркеским бархатным сидлом!
Быть можить, шашка-лихадейкя
Атрубить голаву маю.
Быть можить, меткая винтовка
Мине сразить
Терентий дальше пел...
Рука не потянулась
к кусочному столу — испортить разговор,
рука не повела себя вольготно...
Как наяву увидел миг:
сидят в кругу кастырские деды,
а среди них — Терентий...
Общенье дельное...
Нет, не имею права
вести на спирте дальний разговор!