Казачья вольница (ч. I)
(поэма с продолжением)
Ну вот, приехали!
Давай прайдём пишощкам...
Нащнём с магильника,
к Разрытаму ищо мы падбягим...
К мине с Наващиркаску,
да как бы ни сбрихать -
давненькя, правда, прыизжали
люди науки — архиалогия...
Капали тута, искали щиряпушки,
спящили раскапать курганы.
Магильник етат, как бы ни сбрихнуть,
пастарши пирамид игипитских!
Придметы нахадили с бронзы,
срядь них мялькнула слова,
вродя, «неалит».
Ну, как бы люди в ту эпоху жили,
история у нас ишо даэтовская...
А пащаму капать спящили? -
В то время газ в стяпи тинули,
а трассу пралажили па буграм
да па курганам:
старались папалам разрезать,
штоб в самую нутру папась,
узнать, щиво жа там ляжить?
Наделали дялов!
Хащу тибе спрасить:
иде галава у них была?
Тибе я спрашиваю? Малщишь?
И я ни знаю, щё тибе атветить...
Пирикапали степь, на клетки паразбили,
всё пиригадили,
пиридялили степь битонам -
управились и слажили руки...
Весь Кагальник зарыли в землю!
Как такавову — луга нету.
Курган Плакущий у Багаявленки
смяли с лица зямли,
бульдозирам на мост пиринясли -
мишал он им?!..
Етат курган — он пащаму «Плакущий»?
Скажу тибе я так!
Ета — паследния абнимка жаны служивава...
Щи вазвирнёцы он дамой, щи ни вирнёца? -
Ета ж нихкто ни знал...
Толи пасля вайны дитей, жану абнимя,
щи ни абнимя...
Ета — паследний шаг между вайной и куринём.
Паследний шаг! Вот дела в щём...
И ета — факт истории!
Скажи художникам, нихай картину нарисують.
И пиридай им, щё вот тáк
Тирентий етат образ видить...
Стаить казащка с южнай стараны
в абъятях казака.
Рядам — плимяник:
пику падаёть пирид паходам.
Вдали виднеица дарога -
ана прямая и видёть на запад.
На ней маящуть казаки -
те, хто уж ат кургану атъизжають...
Плакущий — он и есть Плакущий!
Тут напаследак пирид дальнию дарогай
станищник пацалуя и абнимя,
абронить слову:
«Эх! Пращай, радня, пращай, станица!!!»
А там, вдали ат куриня,
слова «казак» как толькя слышуть,
тут жа брасала в дрожь! -
Дюжа пужались казаков...
Ани нясли казащю славу
и бирягли казащю щесть!
И щесть Рассии!
Вот ета главная ты к етаму добавь!.
Щесть матушки Рассии!
А глянь жа, взяли и разрыли!
Ну, щё тибе сказать!
Скажу я так:
сгрябли вместе с бугром казащи слёзы.
Да щё там — каждаю слязинку!
А скольки была энтих слёз? -
Аб этам зная толькя степь да Тихий Дон!..
Так вот, хащу спрасить тибе:
иде галава у них была?
В какую старану глидели ихни руки?..
Ни стану дальша рещь вясти,
а то сищас заплащу...
Хатя нигожа казаку слизу пускать, -
уж дюжа мы привыкли всё тирпеть!
Ну, щё тибе ишо интирисуить?
Тибе а Прорве гаварил?
Да, тощна помню, гаварил,
но щють касатильна...
Так вот, гласить лигенда:
Разин с Персии вярнулси,
привёс дабра нимеряна,
слажил всё в адну кущу, в лодку,
дуванить* нищиво ни стал...
Щиво он думал, хто типеря скажа?
Иё он засмалил, а посли затапил...
Никто ни зная, иде ета места!
Ни знають дажа наши хутарские ражаки... **
Но я ж паабишал тибе -
щё знаю, расскажу...
Туды нада праехать...
А ну -ка глянь суды: вон бугарок ляжить
меж Куликовкай и Кастыркай, -
это яво искали клад,
а етат ерик называица Разрытай...
Ну, вроди бы, там батька
лодку с золатам припрятал...
Едва ли ета так...
Тут мне пришлось вмешаться:
— Эту историю слыхал...
Мол, девять казаков
отплыли с Дону в сторону Кастырки,
вернулся только лишь один!
Дед отвечает мне:
— А я слыхал другоя...
Ат белай гвардии слыхал!
Да, ета тощна, Разин лодку прятал...
Куды ани направились?..
Можа, прищалили суды,
иде сищас стаим...
Разлив та был бальшой,
ани на стругах плыли...
Иде, куды захаранили? -
Адни загадки!..
Щё палучилась между ними?
Гляди жа, если клад ани зарыли,
то, знащица, свидетилей пално!
Все ету месту знають,
какая ж ета тайна?
Вот
што нада унищтожить шистярых!
Хоп! Нету шистярых!
Он дальши рещь видёть:
«Траих ишо давайтя убирём,
но толькя самых близких!»
Убрали их!
Щё палущаица?
Ага! Асталась двоя у няво.
Тада он шепща самаму из блиских
яво таварищав, но ни Наумаву Стипану...
Яво любимый исаул
в братскам кургани пад Маразовкай приснул...
Па нём он дюжа гаривал,
ани та с ним вадили крепка дружбу:
сабольи шапки аднаво размеру,
и кони схожия у них...
Всё пазвалял яму, как брату!
Адну лишь атаман прасил:
адёжу адинакаву насили,
если палезуть в драку,
штоб голасу ни падавал:
разнились галаса у них,
мог войску в заблуждению ввясти...
Да, Разин — настаящый придвадитиль!
Он атаманав падымал, гуляка был!
Он сильный ощинь!
Он голасам крищал, када давал каманду, -
то слышна была щирис полю,
иде ани дралися...
Стипанов голас — сильный, зыщный!
Придставь сибе: бальшая площать,
сщитай пащти на полстаницы,
а он крищить, мол, захади туды!
Иль абагни таво!..
Каму он там крищал?
Щи исаулу, щи ишо каму?
Вот
Так щё тибе сказал:
асталась толькя двоя?
Ага! И придпаследнива свидетиля убрали...
Паследнива — он сам убрал...
Стипана Тимахфеища придали и казнили -
аб етам дальша будим гаварить...
Скажу тибе, када яво щитвиртавали,
а Фрол яво утробный брат,
навроди стал
щють ни прадал яво...
А
«А
И тут жа Разину палащ скарея
руки, ноги — всё паатрубал!..
Но вот стаить вапрос пирид историий сищас:
к татарам в плен папал,
а казаки щирис тринацать лет
свабоду яму дали...
Но за бальшие деньги выкупали!
Пащаму?
Стаить вапрос, к щаму они
яво из плена вызваляли?
Щё палущаица? -
Отщим Стипан и пасынак Ахфонькя
павязаны даверьим тайным!
Знащица, брату Фролу
Стенька Разин меньша давирял?
Ни здесь ли кроица загадка клада Разина?
Вот истарищиский Разрытай курганок!
Гляди, как щиста, всю акругу видна:
прадумана насыпана...
Паслухай лучша песню!
И дедов голос полетел над степью -
неподражаемый, особый, нутряной.
С казачьего старинного бугра
донской мотив сочился нежным звуком
и медленно потёк в ту сторону,
где катит волны Дон...
Сторожевой курган Разрытый
под тихий подсвист ветра
за много лет молчанья ожил,
заговорил казачьим, дедом не забытым,
былинным языком:
Сидлайтя мине каня гнидова
С щиркеским убранным сидлом!
Сидлайтя мине каня гнидова
С щиркеским бархатным сидлом...
Дед песню доиграл и замолчал...
И я молчу, нет почвы для беседы...
Как завороженный, стою
на маковке кургана,
не знаю, что сказать...
* делить добычу
* уроженцы